Воскресенско-Покровский женский монастырь в Нежадово

Болховитинов С.А. // "Санкт-Петербургские Епархиальные ведомости", выпуск 32

Обычно русскую историю XIX века рассматривают как историю безудержного распространения революционно-демократических идей, что в конечном итоге привело страну к долгожданному свержению самодержавия и к кровавой смуте. По мнению многих историков, ничто не могло противостоять этому процессу, имевшему абсолютно неизбежный характер и руководимому «передовой» интеллигенцией. Все слои русского общества якобы жадно впитывали только левую идеологию, в большинстве своем отвергая всё, что напоминало о монархии и Православии. В так называемом освободительном движении участвовали и князья, и фабриканты, и профессора, и простонародье. С правительством и Православной Церковью оставались - утверждают «прогрессивные» ученые - исключительно отсталые, темные и забитые люди. К сожалению, вопреки очевидным фактам, это мнение все еще популярно, ибо его насаждают и в постсоветской России.

Воскресенско-Покровский монастырь. Общий вид. Фото 1915 года

Факты же говорят о том, что большинство русского общества придерживалось традиционных православно-национальных ценностей и воплощало их в разных сферах жизни, начиная от административной и кончая семейной. В среде либеральной интеллигенции не все шли в оппозицию и заражались атеизмом. В ней имелись охранители государственных начал, убежденные патриоты и глубоко верующие люди. Правда, названная среда быстро выталкивала из себя таких инакомыслящих и относилась к ним насмешливо или презрительно. Однако, как показала история, именно эти «отщепенцы» из либерального лагеря стали вскоре стойкими противниками той системы, которая принесла этому лагерю унижение, изгнание и уничтожение. И в годы наступивших гонений из них также вышли ревностные защитники Православной веры. Яркий тому пример - жизнь и судьба матушки Марии Константиновны Арсеньевой (впоследствии - игум. Евфросинии), основательницы и настоятельницы Воскресенско-Покровского женского монастыря в деревне Нежадове Лужского уезда Петербургской губернии.

Мария Константиновна Арссньева родилась в 1881 году, в Царском Селе, в семье известного русского либерального деятеля Константина Константиновича Арсеньева (1827-1919), крупного юриста и литературного критика. Семья Арсеньевых не принадлежала к старинному дворянству. Дворянский титул был дарован деду Марии Константиновны - Константину Ивановичу (1789-1865), видному географу и историку. Сын сельского священника Костромской епархии, он получил педагогическое образование в Петербурге и стал преподавать географию в Главном инженерном училище, где привлек к себе внимание Вел. Кн. Николая Павловича. Когда Великий Кмязь взошел на престол, он в 1828 назначил Арсеньева обучать Цесаревича Александра Николаевича статистке и истории. Будучи в молодости масоном, Арсеньев старался внушить будущему Императору либеральный образ мыслей, в чем весьма преуспел. Он сопровождал Цесаревича в ознакомительных поездках по России и до самой своей смерти пользовался его покровительством. Женат Арсеньев был на немке Марии Карловне Баумгартен (1800 1862), которая всю жизнь оставалась лютеранкой.

  

Константин Иванович Арсеньев (1789-1865)
Константин Константинович Арсеньев (1827-1919)

Поскольку К.И. Арсеньев уже в 1835 получил от Государя разрешение пользоваться государственными архивами, он обогатил русскую историю несколькими основательно документированными исследованиями (Царствование Петра II. 1839. Царствование Екатерины I. 1856), которые до сих пор сохранили научную ценность. Большую роль ученый сыграл также в развитии отечественной статистики и географии. В 1845 он стал одним из основателей Географического общества и членом Академии наук по отделению русского языка и словесности.

Столь же успешно развивалась карьера младшего сына Арсеньева. Константин Константинович закончил в столице в 1855 престижное Училище правоведения, до 1863 служил в Министерстве юстиции, затем уехал в Бонн, где слушал лекции в местном университете. После судебной реформы молодой либерал стал присяжным поверенным, шесть лет состоял членом совета поверенных в Петербурге и написал несколько трудов о судебно-адвокатской практике (Заметки о русской адвокатуре. 1875). Своими выступлениями в суде Арсеньев (он, в частности, участвовал в Нечаевском процессе) заслужил славу вдумчивого, добросовестного и красноречивого адвоката, который стремился не к внешним эффектам, а к строгому выяснению истины.

С 1880, продолжая заниматься юриспруденцией, Арсеньев сосредоточился на литературной критике и публицистике, помещая свои статьи главным образом в «Вестнике Европы», ведущем органе либеральной оппозиции. В 1882-1905 он вел в журнале отдел общественной хроники, а в 1909 принял на себя общее редактирование. В журнале печатались и критические эссе Арсеньева о современных русских и западных писателях (Критические этюды по русской литературе. 1888), написанные с позиций культурно-исторической школы. Он был членом и некоторое время председателем комитета Литературного фонда, одним из редакторов известной энциклопедии Брокгауза и Эфрона. В 1900 году Академия наук избрала его почетным академиком по разряду изящной словесности.

Успевал Арсеньев, человек очень собранный и энергичный, заниматься и общественной работой. В разные годы он был уездным и губернским гласным, почетным мировым судьей, членом училищных советов, депутатом городской думы и т. п. На «вторниках» и «земских беседах» в его доме собирался цвет «прогрессивной» интеллигенции: А.Ф. Кони, П.Д. Боборыкин, В.Д. Спасович, М.М. Стасюлевич, чтобы обсуждать вопросы политики, государственных реформ, литературы. Арсеньев некоторое время входил в руководство кадетской партии и был одним из основателей партии демократических реформ. В своем доме он создал масонский кружок, в который вошли также члены его семьи. Арсеньев всегда оставался «прямолинейным и последовательным либералом» (А.Ф. Кони), верным заветам «шестидесятников», откровенным западником и упорным противником самодержавия, атеистом и вольнодумцем, неспособным к духовному совершенствованию. В конце жизни действительный статский советник увидел победу своих идей, но не узнал, к чему они привели в скором будущем [1].

Женился К.К. Арсеньев поздно, в 1871, на Евгении Ивановне, урожденной д'Альвеню фон Гогенданс (1849-1931), немецкой аристократке, которая приняла Православие и усердно занималась благотворительностью. Уже в 1875 она входила в Общество для пособий бедным женщинам Петербурга. Евгения Ивановна была гораздо моложе мужа, пережила его и, приняв по примеру дочери монашество, скончалась в ссылке в Муроме. Незадолго до смерти бывшая светская дама была пострижена в схиму с именем Василиса. По своему характеру, чувствительному и тонкому, она была прямой противоположностью мужу.

С 1878 супруги проводили лето в благоприобретенном имении Покровское на окраине деревни Нежадово Бельского прихода Лужского уезда, где Константин Константинович с увлечением отдался хозяйству и земской работе. Двухэтажный деревянный барский дом был обставлен старинной мебелью и имел богатую библиотеку. Он стоял в окружении английского парка и к нему вела главная аллея. Между другими аллеями располагался фруктовый сад. В северном части парка был пруд с запрудой. До имения добирались за шесть часов из Царского Села, где предпочитали жить, хотя имели квартиру в Петербурге, на Мойке, 13. Отдельные летние месяцы семья отдыхала на популярных немецких курортах.

Игумения Евфросиния (Мария Константиновна Арсеньева)

Местность, в которой находилось имение, была в древности заселена славянами (от них сохранилось множество курганов) и входила в средние века в состав Новгородском республики, отчего в Лужском уезде преобладали дворяне-землевладельцы из русских, а не из немцев-остзейцев, как в соседнем Ямбургском уезде. Правда, владения их были невелики и сами помещики богатыми не были. Зерновые и лен не приносили больших доходов, приходилось приторговывать лесом. Однако Арсеньевы в основном использовали имение как дачу, благо живописная природа и микроклимат края отличались оздоровительными свойствами. Древний ледник оставил после себя цепь прозрачных озер и песчаные холмы, поросшие лесом.

В старинном уезде насчитывалось около 40 церквей и 130 часовен. На близлежащем озере Сяберо до середины XVIII века действовал мужской Спасский монастырь, в селе Посолодине, к югу от имения Арсе-ньевых, - Успенская обитель с пещерами. Приходская Димитриевская церковь в Бельском погосте возникла до 1581, несколько раз возобновлялась, но до наших дней не сохранилась - сгорела в начале 1960-х годов. В ней. несомненно, молились и верующие члены семьи помещиков Арсеньевых, хотя сам Константин Константинович к религии относился критически. Летом 1916 мон. Мария пригласила в Покровское епископа Ямбургского Анастасия, чтобы «путем беседы Владыки с ее родителем-либералом <...> приблизить его к Православной Церкви». Неизвестно, удалась ли эта попытка. Однако похоронен «столп русского либерализма» на кладбище монастыря, основанного его единственной дочерью (могила не сохранилась).

Император Николай Второй и Императрица Александра Федоровна посещают лейб-гвардии Уланский полк. Среди офицеров полка - ротмистр Евгений Константинович Арсеньев (1872-1938)

Мария Константиновна Арсеньева, закончив гимназию в Царском Селе и женский закрытый институт, получила диплом домашней учительницы. По другим сведениям, она воспитывалась заграницей в католическом монастыре, что, однако, кажется маловероятным. Девушка рано стала помогать матери в благотворительном обществе «Единение», собирая средства для сельского детского приюта «Затишье» на станции Плюсса. Очень рано, в 1905, она решила посвятить себя Богу и создать в отцовском имении монастырь. Скорее всего на это решение повлияли сестры Мансуровы: Екатерина Борисовна (мон. Сергия) и Наталья Борисовна (мон. Иоанна), с которыми Арсеньева подружилась. Бывшие фрейлины, духовные дочери оптинского старца Анатолия, стали монахинями и основали в 1901 в Риге Троице-Сергиевский монастырь и Преображенскую пустынь под Митавой. После революции их судьба была драматичной [2]. Духовным наставником Марии стал старец Алексий (Соловьев) из Зосимовой пустыни.

У Арсеньевой было трое братьев: двое стали офицерами, один дипломатом. Старший, Евгений Константинович (1872-1938). закончил университет, Офицерскую кавалерийскую школу в Петербурге и служил ротмистром в л-гв. Уланском полку. В 1900 он участвовал в подавлении в Китае боксерского восстания в составе отряда генерала Ренненкампфа и. отличившись в боях, получил Георгиевский крест. В русскоя-понскую войну Арсеньев снова в Китае, в чине есаула он командует сотней Верхнеудинского казачьего полка. В 1906 назначен флигель-адъютантом, то есть оказался при Дворе.

Храбро боевой офицер воевал и в Первую Мировую, будучи командиром л-гв. Кирасирского Ея Величества полка, позже командовал 2-й гвардейской кавалерийской дивизией, а с 1917 года - Кавалерийским корпусом. Он был награжден несколькими боевыми орденами и Георгиевским оружием.

Его сестра Мария писала 12 августа 1915 Императрице: «Меня тронуло до глубины души, что Ваше Императорское Величество разделяет нашу радость, что брат мой так отличается.

Выразить вею глубину моей признательности за брата, за то, что беззаветная храбрость его оценена и за то, что Ваше Императорское Величество радуется его доблести вместе с нами, любящими его». [3]

В 1918 в Петрограде свитского генерал-майора по кавалерии Е.К. Арсеньева арестовали большевики, но вскоре выпустили, после чего он бежал к генералу Н.Н. Юденичу в Эстонию и возглавил 2-й Кавалерийский корпус Северо-Западной армии, который, наступая на Лугу, проходил близ родного Покровского. Там брат и сестра повидались, очевидно, в последний раз.

В эмиграции генерал Е.К. Арсеньев жил в Париже. Он умер в старческом доме в Сент-Женевьев де Буа и похоронен на местном русском кладбище.

Другой брат - Константин Константинович - сотник конвоя Его Императорского Величества, был убит в 1900 в Китае при подавлении боксерского восстания.

Борис Константинович (1870-е- 1925) в 1896 окончил Александровский лицей и поступил на дипломатическую службу: был плюральным консулом в Бейруте, вторым секретарем в миссии в Токио и Афинах, первым секретарем посольства в Пекине. Умер в эмифации в Париже.

Как было сказано, мысль создать женскую общину в отцовском имении, которое с юга примыкало к Нежадову, появилась у Арсеньевой в 1905, когда в стране нарастало революционное брожение. Зимой 1907-1908 митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) благословил подготовку создания общины. Благословил начинание также св. прав. Иоанн Кронштадтский «и пожертвовал на построение новой обители три рубля». Переехав из столицы в Покровское, Мария и еще одна послушница поселилась в деревянном домике, положив основу монашеской жизни.

Воскресенско-Покровский женский монастырь. Храм Воскресения Христова (интерьер). Фото 1910-х годов

Учредительница 15 августа 1912 сообщала Государю следующее о начале новой общины: «Решив отдаться делу созидания монастырской обители в августе 1907 года построением небольшой домовой церкви во имя Воскресения Христова, я положила первый почин Воскресенско-Покровской общине в с. Покровском, на земле, подаренной мне отцом моим действительным статским советником Константином Арсеньевым. При этой домовой церкви сразу было устроено небольшое помещение для будущих насельниц пустыни. С момента освящения этой маленькой церкви Покровское стало духовным средоточием местного населения» [4].

Упомянутая домовая церковь была в течение трех месяцев пристроена к домику сестер на средства соседских помещиц Марии Валериановны и Любови Александровны Половцовых и 23 ноября 1908 освящена. Церковь была покрыта дранкой, жестяные купола украшены деревянными крестами, стены внутри оклеены клеенкой, снаружи обшиты тесом. Три маленьких колокола висели на березах, их звон был еле слышен даже в ближайших деревнях. Средств на содержание церкви едва-едва хватало.

Валериан Викторович Половцов (29.06.1862-17.11.1918), владелец имения в Нежадове, профессор ботаники, биолог, благотворитель Воскресенско-Покровского монастыря. На средства его семьи сооружался монастырский храм Воскресения Христова. фото 1895 года

Уже в день ее освящения собралось множество окрестных крестьян, которые с того дня стали усердно посещать новый храм. В первую зиму служить приезжал приходской священник, а в Великом посту и Пасху - иеромонах Череменецкого Иоанно-Богословского монастыря. На лето 1909 митрополит Антоний, покровительствовавший задуманной общине, отправил иеромонаха Христофора, который три-четыре раза в неделю совершал в ней Божественную литургию [5].

В марте 1910 сестра Мария обратилась в епархию с официальным прошением о желании создать общину «с религиозно-просветительной и благотворительной целью» и обещала передать ей участок в «75 ? десятин земли и постройками: домовой церковью на 200 человек, часовней, 2 жилыми корпусами для 25 сестер, молочной, помещением для рабочих, прачешной, баней, курятником, 3 сеновалами, хлевом на 100 голов рогатого скота, каретным сараем, 7 амбаров, гумном, водогрейкой, свинарником, ледником, парниками». Это было обширное и хорошо налаженное хозяйство.

Созданной дочерью общине отец разрешил «пользоваться лугами и полями, находящимися в его имении» в селе Покровском. В случае закрытия общины земля возвращалась владельцу. Епархиальные власти потребовали, однако, передать землю не в пользование, а в собственность, и возвращать не благоприобретенное, а наличное на 1912 имущество, на что Арсеньева дала свое согласие. Ей было даровано право на пожизненное проживание в общине [6].

Сестры Мансуровы: Екатерина Борисовна и Наталия Борисовна, основательницы Рижского Троице-Сергиева монастыря. Фото 1890-х годов

Весной 1910 начался прием сестер и уже к лету в общине собрались уже 10, а к осени - 12 человек. Они жили рядом с церковью в одноэтажном домике, где размещались: восемь келлий, трапезная, канцелярия и рукодельная. В помощь новоначальным сестрам из Троице-Сергиевского женского монастыря в Риге на три месяца были присланы три монахини: регентша, церковница и трапезница. Они стали обучать сестер церковному пению и чтению, печению просфор. Названный монастырь, управляемый игуменией Сергией (Мансуровой), оставался целое десятилетие духовным наставником новой общины. Очевидно благодаря бывшим фрейлинам Мансуровым матушка Мария Арсеньева приобрела доверие Императрицы Александры Фсодоровны и многократно могла пользоваться ее помощью (в переписке настоятельницы с Ведомством Императорского Двора по различным вопросам обустройства обители м. Мария упоминается как «лично известная Ея Величеству» и то, что она - «сестра флигель-адьютанта Арсеньева». -Ред.)

Воскресенско-Покровская община и ее «временные правила» были утверждены синодским постановлением 9 ноября 1910 «с таким числом сестер, какое община в состоянии будет содержать на свои средства». Перед февральским переворотом их было 42 человека. 26 ноября того же года Арсеньевой было поручено исполнять должность начальницы, но только 21 августа 1913 Синод утвердил ее в угон должности «в виде изъятия из установившегося порядка». 5 сентября того же года она была пострижена в рясофор. 4 августа 1917 игумения Мария стала мантийной монахиней с именем Евфросиния [7].

Открытие новой монашеской общины приурочили к празднику Введения во Храм Пресвятой Богородицы. Так как «испытывалась особая необходимость в заступничестве Пресвятой Владычицы», то 19 ноября 1910 из Псково-Печерского монастыря в обитель была принесена чудотворная икона Божией Матери «Умиление». Икона прибыла в сопровождении настоятеля архимандрита Никодима и нескольких монахов. На станции Плюсса ее встретило множество народа. Хотя стояла зима, толпа богомольцев от станции до Покровского в крестном ходе сопутствовала иконе 25 верст.

Из обители вышел встречный крестный ход. Оба хода объединились и двинулись с пением молитв даль­ше, остановившись для краткого молебствия в лесу, перед святыми вратами. Сразу после прибытия иконы, архимандрит Никодим отслужил в домовой церкви все­нощную, а па следующее утро - обедню. В проповеди после литургии он подчеркнул значение торжества открытия общины, иа которое в тот же день, 20 ноября, прибыл викарный епископ Гдовский Вениамин (Казанский), будущий митрополит Петроградский, растрелян-ный в 1922 большевиками после судебного фарса.

К архиерейскому богослужению собрались 17 священников и диаконов из местных приходов. Богомольцев было столько, что им пришлось стоять на улице. «За всенощной Преосвященный Вениамин сказал проповедь о Покрове Божией Матери и том, какая радость для открывающейся обители, что к этому торжеству прибыла чудотворная икона Царицы Небесной, чтобы освятить эти столь важные для обители дни вступления в новую жизнь».

21 ноября со станции Плюсса неожиданно прибыла и другая икона - прп. Сергия Радонежского, которая была заказана в Троице-Сергиевой лавре и три недели не могла попасть к сестрам, ибо затерялась на железной дороге. Это маленькое событие сильно поразило сестер - они увидели в нем особую милость и благословение угодника Божия.

Водосвятный молебен и литургию епископ Вениамин отслужил соборне с архимандритом Ннкодимом и благочинным о. Николаем Тихомировым. После этого последовал предначинательный молебен, во время которого Владыка поздравил с открытием монастырской общины. Посреди молебствия был совершен крестный ход вокруг обители с осенением ее крестом с четырех сторон. По окончании Владыка обратился к матушке Марии Арсеньевой с архипастырским наставлением и благословил ее иконой Воскресения Христова, а сестер - крестиками Киево-Печерской лавры с изображением вмц. Варвары, что знаменательным образом предсказывало их дальнейшую судьбу.

Чудотворная икона Божией Матери еще несколько дней находилась в Покровском. В полночь сестры читали перед ней акафист, причем молитва завершалась пением «Се Жених грядет в полунощи» [8].

В следующем 1911 году в общине подвизались уже 15 сестер. «Когда имеется время и возможность, сестры собираются для беседы, во время которой они знакомятся ближе с требованиями монашеской жизни...» говорится в годовом отчете правящего архиерея. Для обучения церковному пению из Свято-Троицкого монастыря в Риге приехала монахиня, помогавшая также устроить монастырское благочестие, из Псково-Печорского монастыря был прислан старик-уставщик, хороший регент.

Воскресенско-Покровский женский монастырь. Сестры обители с девочками-сиротами. Фото 1910-х годов

Богослужебная жизнь в обители свершалась строго по уставу. Например, после вечерних молитв читался большой помянник и акафист: по понедельникам и средам - Божией Матери, по вторникам и четвергам -Спасителю, по воскресеньям - прп. Сергию Радонежскому, по пятницам - Покрову Пресвятой Богородицы. В этот вечер икона Покрова медленно опускалась перед иконостасом с пением «Не имамы нныя помощи» и «Избранный Предвечным Царем».

«При вступлении в общину никаких вкладов от сестер не требуют. Сестры не имеют никакой собственности и получают от обители пищу, обувь, одежду, отопление, освещение, вообще всё, что дается инокам общежительных монастырей. Трапеза и одежда в общине - для всех одинаковые, никому никаких привилегии не делается...»

Так как «ввиду малочисленности общины» обитель могла содержать только одного священника, литургия в ней служилась лишь по средам, пятницам, праздникам и воскресеньям. Когда бывало много работ в будние дни, то для облегчения сестер утреня присоединялась к вечерне. В 1911 служащим священником был иеромонах Антоний из Псково-Печерского монастыря. На Страстную и Светлую седмицы из этого монастыря ради большей торжественности богослужений приезжал иеродиакон. По словам епархиального отчета за вышеуказанный год, «...окрестное население все более охотно посещает храм общины, так что по праздникам в него не вмещаются вес молящиеся». Несмотря на это, «материальное положение общины к лучшему не изменилось: скудость и бедность содержания се остались прежними», хотя у общины был огород, покосы, скот и разная живность.

Воскресенско-Покровский монастырь. Сестры обители возле монастырского приюта. В центре - игумения и священник Григорий Дмитриев (?). Фото 1910-х годов

8 января 1911 Синод разрешил открыть вакансию священника в общине с окладом 300-400 рублей в год, повысив его 31 января до 600 рублей. Однако только 11 июня 1915 ее занял постоянный батюшка - бывший диакон Дмитриевско­го собора в Гдове Григорий Дмитриев, до этого служили командированные епархиальным начальством или присланные настоятелем Псково-Печерского монастыря [9].

Хотя обитель была очень бедна, монахини мечтали устроить при ней женскую богадельню, маленькую амбулаторию, странноприимницу, общество трезвости, читальню. Не всем этим мечтам удалось сбыться... Сумели только оказывать амбулаторную медицинскую помощь крестьянам: давать им врачебные советы, лечить по лечебнику, покупать лекарства. Дом крестьянских девушек открыл курсы ручного труда.

Кроме бедности обитель поначалу сильно страдала от тесноты, отчего некоторым сестрам пришлось жить в соседнем помещичьем доме. Отсутствие жилья не позволяло принимать и новых сестер. Не вмещала молящихся домовая церковь. «Ввиду того -писала Арсеньева Государю - что во всем Лужском уезде нет ни одного женского монастыря и вообще но соседству с названной общиной мало церквей, народ отнесся чрезвычайно сочувственно к зарождающейся убогой маленькой общине. Скоро домовая церковь оказалась слишком тесной для вмещения притекающих богомольцев. Явилась неотложная необходимость в построеке и второй церкви, более вместительной».

Ее решили посвятить памяти войны 1812 года и 300-летию Дома Романовых.

  

Храм св.Илии Пророка в Чухчерме. Западный фасад. Проект
Храм св.Илии Пророка в Чухчерме (план)

Вот как звучало обоснование: «Убогая обитель наша горит желанием потрудиться над созиданием одной лишней маленькой крепости духовной против вражьего стана современных пагубных течений, не менее опасных нашествия бывшего на Россию «двунадесяти языков» и тем самым принести хотя бы скромную лепту на пользу дорогому Православному народу».

На строительство более нового храма и келейного корпуса Министерство земледелия отпустило 4670 бревен. Денежные средства пришлось испрашивать у Синода и Государя - своих у сестер не было. Решением от 23-24 сентября 1911 Синод выделил 10 тыс. руб. из капитала, завещанного А.А. Вакуловским-Дощинским, владельцем имения в селе Мёдуши в Царскосельском уезде, 12 октября следующего года - дополнительную тысячу рублей. Государь 22 августа 1912 пожаловал от себя 1,5 тыс. руб., а несколько ранее - 5 тыс. руб. 27 декабря 1913, исполняя волю Императора, Министерство финансов отпустило 3800 рублей [10]. Настоятельница неоднократно получала щедрую поддержку на строительные нужды обители главным образом благодаря участию Императрицы Александры Фёдоровны. Та обращалась к Государю, а он давал указание Синоду. В результате, Синод 23 октября 1915 выделил 2 тыс. руб., 7 декабря того же года -6 тыс. руб., 25 марта 1916, «в виду затруднительного материального положения монастыря» - 8 тыс. руб., в феврале 1917, перед февральским перепоротом, - еще столько же. Фактически монастырь был выстроен при царском содействиии [11].

Храм св.Илии Пророка в с.Чухчерме Холмогорского уезда Архангельской губ. - прообраз Покровского собора Воскресенско-Покровского монастыря в Нежадово. Фото 1910-х годов

Строительный комитет по сооружению собора в Покровском возглавил епископ Гдовский Вениамин, в него вошли известные зодчие: проф. М.Т. Преображенский и А.В. Щусев. 4 мая 1912 матушка Мария приехала в столицу, чтобы добиться утверждения проекта деревянной церкви с колокольней («ввиду того, что уже строительный сезон в разгаре <.. .> дабы мы могли сразу приступить к постройке и закладке»). Проект уже через сутки одобрил Губернский строительный комитет, 7 мая - Технико-строительный комитет Синода.

Закладку нового храма, стоявшего на крутом берегу речки Мшанки, неподалеку от впадения ее в Песковатку, произвел 3 июня 1912 епископ Вениамин. Прибыв 14 июня снова в столицу, настоятельница сообщала помощнику обер-прокурора Св. Синода Петру Степановичу Даманскому, который ей очень помогал: «постройка храма и корпуса для сестер в разгаре», и снова умоляла о субсидии, так как «без внутренней отделки храма, т. с. иконостаса, икон и пр. утвари, нам не хватает на церковь и на корпус 11 тыс. руб., которые, если не получим в течение лета, просто не знаю, откуда и взять».

24 июля Арссньева вновь в Петербурге на сей раз с просьбой к Технико-строительному комитету Министерства Внутренних дел дать официальное разрешение на строительство, которое шло уже полным ходом: «Не успеем мы закончить церковь и корпус, придется приступить к постройке второго корпуса, просфорни, св. ворот, ограды, гостиницы, дома для причта с хозяйственными постройками и пр. А на окончание церкви и корпуса еще не хватает около 10 тыс. руб. <...> Чем скорее нам удастся обстроиться, тем скорее можно будет сосредоточиться серьезно внутренним устроением обители и на ее просветительной деятельности».

Монахиня Вероника (Варвара Степановна Котляревская, 1885-1950), знавшая матушку Марию, под ее влиянием обратившаяся к вере, рассказывала интересный эпизод нз истории строительства. «Как-то в самую страдную летнюю пору на станцию прибыл строительный материал и кирпич. Требовалось немедленно разгрузить вагоны. Необходимо было достать много подвод, а где их взять, когда каждая лошадь на счету, в поле.

Воскресенско-Покровский женский монастырь. Покровский собор. Фото 1910-х годов

Молодая матушка-игумения все же отправила сестер сказать крестьянам об их нужде. Но надежды, что кто-нибудь откликнется и придет им на помощь, у нес не было.

На рассвете следующего дня целая вереница подвод потянулась на 20-30 километров на станцию, Вагоны были разгружены во время, и всё было доставлено в сгроющуюся обитель».

Благодаря усилиям настоятельницы и поддержке Императрицы новый храм был возведен всего за один строительный сезон и уже в конце 1912 Св. Синод послал своего архитектора А.А. Полещука для его осмотра. Автором проекта высокого деревянного храма был молодой зодчий И.В. Экскузович (1882-1942), незадолго до этого окончивший в Петербурге Институт гражданских инженеров. Этот храм и каменная церковь свт. Алексия, Митрополита Московского в Тайцах, выстроенная тоже в неорусском стиле, - лучшие из его немногочисленных известных нам творений. После Октябрьского переворота Экскузович увлекся театром и занимался главным образом реконструкцией театральных зданий. Умер он в блокадном Ленинграде [12].

Своим видом и сложным силуэтом храм напоминал деревянные церкви XVII-XVIII веков на русском Севере. Они стали примером для творческого подражания весьма частого в неорусском направлении модерна. Зодчий взял за основу одну из деревянных церквей в Архангельской губернии (Ильинскую церковь в селе Чухчерма Холмогорского уезда. - Ред.). Основной четверик стоит на подклете, увенчан шатром и 8 куполами-луковками. В храм ведет высокое крытое крыльцо. Внутреннее убранство тоже было стилизовано под старину. Например, иконы в латунных рамках подражали новгородским, утварь - старомосковским образцам.

Монахиня Вероника (Врасская-Котляревская). Фото конца 1940-х годов

В 1913 приступили к отделке и украшению строящегося храма. 5 апреля матушка получила согласие Императрицы Александры Феодоровны на отпуск из арсенала 500 пудов старой пушечной меди для отливки восьми колоколов па заводе А.С. Лаврова в Гатчине. 31 декабря того же года Главное артиллерийское управление по распоряжению Императрицы отпустило «на сооружение иконостаса <...> 300 пудов лома латуни в стреляных гильзах». Эта латунь пошла на обрамление икон в двухъярусном иконостасе.

Монахини и воспитанницы Воскресенско-Покровского монастыря с детьми-сиротами из приюта. Фото 1910-х годов

До устройства постоянного иконостаса настоятельница попросила 4 июня 1913 передать в новый храм временный иконостас, изготовленный по эскизу кн. Михаила Сергеевича Путятина осенью 1906 для подворья Серафимо-Дивеевского монастыря в Старом Петергофе. «Этот иконостас подходит по стилю церкви». Просьба была удовлетворена 23 июля 1913. Церковь в Нежадове была освящена епископом Вениамином. На торжество прибыли две чудотворные иконы: Божией Матери «Умиление» (это был день ее праздника) из Псково-Печерского и апостола и евангелиста Иоанна Богослова из Череменецкого монастыря. Храм был задуман двухпрестольным. Второй (боковой) придел, по меньшей мере к 1918 году, так и не был освящен.

Еписком Вениамин совершает освящение храма свт.Николая Чудотворца подворья Воскресенско-Покровского женского монастыря на ст.Плюсса Варшавской железной дороги. 21 ноября 1915 года

Храм свт.Николая Чудотворца подворья Воскресенско-Покровского женского монастыря на ст.Плюсса в день освящения епископом Вениамином. 21 ноября 1915 года

В 1913 кроме храма был завершен двухэтажный деревянный корпус для сестер с трапезной и домовой церковью прп. Сергия Радонежского, такой же дом для детского приюта и шатровая церковь [13]. Таким образом, в монастыре (к 1917) было три храма: Покровский собор, две домовые церкви: во имя Воскресения Христова в кельях сестер и прп. Сергия Радонежского в тра­пезной; и две часовни: во имя свт. Николая Чудотворца в ограде обители и прп. Серафима Саровского в Серафимо-Саровской пустыньке в лесу в восьми верстах от монастыря.

Дело в том, что Арсеньева в 1908 приютила в общине 17 девочек-сироток, присланных но ее просьбе из столицы вышеупомянутым обществом «Единение», ставившее целью «воспитание сирот в семейных очагах». Оно сохранило о сиротах материальное попечение, передав сестрам духовное. Обучением девочек занималась казначея м. Александра, которой помогали две послушницы. «Они (дети) принимают участие в богослужении, поют на клиросе, читают в церкви, выносят подсвечник, по очереди подают богомольцам свечи и пр.». Девочки носили синие платья, белые передники и платочки. Поначалу они жили в доме.

После постройки в 1913 отдельного деревянного корпуса приют-школа сильно расширился и стал вмещать около сотни девочек. В 1915, в результате войны, был открыт еще один - смешанный приют, куда принимали осиротевших детей солдат и беженцев. К 1916 в этом приюте находились 120 детей [14].

В 1913 в обители жили две монахини, 4 послушни­цы и 36 сестер. «С увеличением числа сестер жизнь общины стала входить в более монашеско-цсрковный строй. Службы стали более полными, строго уставными. С осени 1913 г. установилось чтение Псалтири».

В том же году па станции Плюсса открылась Никольская шатровая часовня с переносным антиминсом, устроенная в честь 300-летия Дома Романовых. Стояла она рядом с вокзалом, у самих рельс, имела помещение для иконной лавки. Плюсса была «расположена в самом центре сектантского гнезда пашковцев, которые ведут свою пропаганду самым усиленным образом», как писал в Синод 2 июля 1915 г. митрополит Владимир. Часовня была заложена в июле, а 9 сентября 1914 г. уже освящена. При ней по очереди жили две сестры [15]. На строительство часовни 1000 рублей дал сам Император Николай II. Освящение ее как постоянной церкви на монастырском подворье совершил поздней осенью 1915 г., 21 ноября, на Введение, епископ Гдовский Вениамин. В 1920-е в этой церкви служил прот. Николаи Соколов, высланный в 1930 вместе с матушкой в Муром. Последним настоятелем подворского храма на станции Плюсса стал служивший здесь до 1937 священник Анатолий Шамонин, родной брат известного петербургского пастыря-исповедника протоиерея Владимира Шамонина. О. Анатолий служил здесь до своего ареста, отсюда его увезли в Ленинград, где он был расстрелян.

  

Екатерина Васильевна Кириллова-Плисткина, в 1910-х - 1920-х годах - послушница Воскресенско-Покровского монастыря

20 ноября 1914 община - «из-за наплыва желающих» - была преобразована в общежительный монастырь. «С преобразованием в монастырь община получит, - писала церковная пресса, - более твердую почву для своей дальнейшей работы; духовное значение ее в глазах простого народа, сохранившего благоговейное отношение к обителям, еще более усилится». Однако и декабре того же года случилась беда - сгорели все хозяйственные постройки, отчего настоятельнице пришлось просить казну выдать единовременное пособие «на приобретение хозяйственного инвентаря взамен уничтоженного». 20 февраля 1915 ей, по указанию Государя, из Синода было выдано восемь тысяч, а 8 января следующего года - полторы тысячи рублей на «окончание хозяйственных построек вместо сгоревших», которые строились «более скромных размеров, чем прежние» [16].

28 августа 1915 была открыта вакансия второго священника с окладом 600 рублей, ее в начале декабря по­лучил священник-беженец с Волыни о. Николай Богданович. Об этом просила матушка Мария: «одного не хватает: необходимо установить ежедневную службу (что при одном священнике невозможно), необходимо установить службу в праздничные дни в нашей часовне-церкви на станции Плюсса. Кроме того, теперь много работы законоучительской при колонии для солдатских сирот, которую мы устроили при нашей обители».

В 1916 кроме колонии для солдатских сирот обитель содержала также питательный пункт для пассажиров на станции Плюсса. Сестры оказывали трудовую и медицинскую помощь беженцам из оккупированных немцами губерний, вели в Покровском и Плюссе беседы о религии и трезвости. Несколько месяцев в обители провели эвакуированные из Риги и Митавы сестры монастырей, которыми управляли игумения Сергия и игумения Иоанна Мансуровы. Затем их перевели в Новгород в Савво-Вишерский монастырь.

Воскресенско-Покровский монастырь. Вид на Покровский собор и здание монастырского корпуса. Справа - звонница-часовня. На переднем плане - монахини с девочками-сиротами из монастырского приюта. Фото 1915 года

В начале 1915 в монастырь послушницей поступила Вера Васильевна Розанова (1896-1919), дочь известного философа и публициста, окончившая гимназию Стоюниной. Особой она была психически неустойчивой, либералкой, общавшейся с декадентами. В монастыре чахоточная Вера провела четыре года, после чего игумения исключила ее, скорее всего, за несоответствие монастырским требованиям. Жизнь девушки окончилась трагически - она повесилась вскоре после смерти отца [17].

Игумения Сергия и игумения Иоанна (Мансуровы). Перед эвакуацией из Риги в Плюссу. 1915 год

В 1916 монастырь трижды: в январе, июле и 21 ноября посетил епископ Гдовский Вениамин. «Особенной торжественностью отличалось архиерейское богослужение 21 ноября, и праздник Введения, <...> по случаю годовщины открытия монастыря. <...> Почти ежегодно Преосв. Вениамин в этот день совершал в монастыре богослужение, а потому народ стекается в монастырь к этому дню в громадном числе». В июле от станции Плюсса через Модолицы был совершен крестный ход в Серафимовскую пустыньку монастыря, которая отстояла в 8 километрах от обители по дороге на станцию Серебрянка. Он вышел в 8 вечера и к часу ночи пришел в Модолицы, откуда в шесть угра пошел в пустыньку, прибыв в нее в 10 часов. На открытом воздухе была отслужена литургия. «Устроенным над престолом навес, иконостас и все иконы были красиво убраны кумачом и зеленью. Совершенная при такой обстановке литургия оставила неизгладимое впечатление». Под дождем пошли в монастырь, а на следующий день после обедни Владыка уехал из него в Петроград [18].

Покровский собор. Фото 1920-х годов. Справа видны кресты на могилах трех нежадовских юношей-мучеников, убитых красными в 1919 году, и над местом погребения К.К.Арсеньева (1919), отца игумении Евфросинии

После освящения в Петербурге своего храма Императорское Палестинское общество предоставило монастырю для подворья часовню и помещение при ней на углу 2-й Рождественской улицы и Калашниковского проспекта. Часовня Петербургского подворья была освящена в 1917, в роковой день февральского переворота.

В 1917 управляющая монастырем старшая монахиня Мария (Арсеньсва) была пострижена в рясофор (4 августа) и позже возведена в сан игумений... Трагический Февраль, а затем приход к власти большевиков, коренным образом изменили жизнь в России. Неизбежно это отразилось и на жизни обители.

Крестный ход в день закладки Барградского подворья в С.-Петербурге. На первом этаже здания, отуда выходит крестный ход, с февраля 1917 года помещалось столичное подворье Воскресенско-Покровского монастыря

Все лето 1919 г фронт, разделявший белые и красные войска столя неподалеку от монастыря, в нескольких верстах западнее Нежадова. Красными специально были сооружены линии укреплений, проходившие по окраинам деревень, лежащим в непосредственной близости от обители. Сам Воскресенско-Покровский монастырь и имение Покровское оставались в тылу красных войск. Белыми войсками на этом, участке фронта (1-й дивизией, а позже - 2-м стрелковым корпусом Северо-Западной армии ген. Н. Н. Юденича) командовал брат игумении Евфросинии, генерал-лейтенант Евгений Константинович Арсеньев. Части под его командованием летом-осенью 1919 г. вели наступление на Лугу.

В августе-сентябре 1919 г. в окрестностях Нежадова трагически погибли трое юношей: Валерий Половцов, единственный сын владельца соседнего именин, профессора ботаники; а также Сергей Тепеницкий и Николай Павлов, - оба дети нежадовских крестьян. На праздник св. Ильи пророка они отправились в лежавшую в 5 верстах от монастыря деревню Островно, где в это время по случаю праздника бывала ярмарка. Кто-то донес красным, что юноши направляются туда, чтобы перейти фронт и попасть в Белую армию. Неподалеку от деревни Вяжище, в местности Осипов ручей, когда они шли по лесу, их остановил красноармейский патруль. Красные стали вызывающе грубо разговаривать с ними, и будто бы крикнули им: «Кто такие? Не дворяне ли?» Валерий Половцов ответил: «Дворяне». Тут же последовали выстрелы и все трое были убиты. Было им всем по 17-18 лет.

Николай Павлов, один из трех юношей, убитых красными близ Нежадово (1919)

На общем сходе жители села, возмущенные зверским и бессмысленным убийством троих юношей, решили похоронить их за алтарем Покровского собора - как мучеников. После отпевания всех троих похоронили возле собора, при стечении всех жителей села. До этого захоронений, кроме погребенного здесь в марте 1919 г. мирно скончавшегося в своем имении отца игумении К.К. Арсеньева (22.03.1919), в монастыре не было.

Позже, в 1920-х гг. здесь был похоронен умерший в юном возрасте племянник свящ. Григория Дмитриева Павлик Родионов, воспитывавшийся в его семье, а также несколько монахинь. Местное сельское кладбище, где хоронили жителей, находилось в стороне от монастыря, па другом берегу реки Мшанки, на Сорочьей горе.

Вскоре после этих трагических событий Белая армия освободила Нежадово (7/20.10.1919). Генерал Е.К. Арсеньев вел в 1919 Г. наступление на Лугу как раз через места, где располагалось родовое имение и монастырь сестры. Через 10 дней после освобождения Нежадова им была взята Луга. Еще через две недели белым войскам пришлось ее оставить. Больше ему не пришлось бывать здесь. Е.К. Арсеньев умер в эмиграции в Париже 3 мая 1938 года (похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев де Буа).

Священник Феодор Михайлов, начавший свое служение диаконом Воскресенско-Покровского монастыря в Нежадове. Фото 1920-х годов

За могилой трех юношей-мучеников ухаживали сестры обители и родные, вплоть до закрытия монастыря и высылки из Нежадова вдовы В.В. Половцова - матери убиенного Валерия, и семьи Тепеницких. До настоящего времени могила их сохраняется благодаря семье Павловых н местным жителям.

Советская власть официально закрыла монастырь в 1919 году, сразу после ухода Белых войск генерала Н.Н. Юденича, но сестры не разъехались и в 1922 организовали трудовую артель или сельхозкоммуну. «Образ жизни мы вели монашеский, носили монашеские одежды и питались из одного котла. Помимо этого, все мы посещали монастырскую церковь...», — вспоминала монахиня Валентина Ивановна Шкаталова (1889-1952), приехавшая в 1927 в Нежадово. В это время в обители проживало 46 человек.

Воскресенско-Покровский монастырь преед закрытием. Сестры обители. Фото 1920-х годов. Вторая справа - мон.Анна Пронина

«Энергичная, умная, - вспоминала монахиня Вероника об игумений, - не раз отстаивала она монастырь от грозившей ему напасти разгрома. Присланная сюда для наблюдения ответственная коммунистка вскоре обратилась к Богу, была пострижена и умерла в мантии <.. .> (Имеется, очевидно, ввиду мон. Евфимия (Евгения Алекса

ндровна), б. чекистка, приехавшая в 1925 закрывать обитель (см. статью С.Л. Щеглова). - С.Б.) Однажды целая комиссия приехала на обследование. Ночью, когда все члены ее спали после сытного ужина (из деревни специально для них доставили кур и мясо), — во время полунощницы читался акафист свт. Тихона Задонского при нахождении скорби. А потом потихоньку, чтобы не разбудить незванных гостей, крестным ходом обносили иконы и хоругви вокруг всей обители <...> и спасли тогда от разорения монастырь горячие молитвы сестер.

Гатчина. Соборная улица. Фото начала ХХ века

Не раз ездила матушка в Москву, не раз беседовала с великими мира сего, и при том никогда не снимала она своего монашеского облачения, никогда не опускала при входе в любое официальное учреждение крестного знамения» [19].

По словам самой игумений на допросе, приведенным в статье С.Л. Щеглова, она. отстаивая сельхозкоммуну от закрытия, «раз пять была во ВЦИК у Смидовича <.. .> и два раза у Енукидзе. Привозила от них документы и монастырь продолжал действовать до конца 1929 года. В декабре 1929 его закрыли». Землю и имущество передали колхозу «Безбожник» (после войны - «Родина»).

Игумения несколько ошиблась. Трудовая артель в Нежадове была окончательно закрыта в июле-августе 1928 после появления брошюры «Черный колхоз», в декабре же 1929 монахинь заставили покинуть место, где они подвизались более двадцати лет. В 1931 Покровский собор уже не действовал, но в домовой Воскресенской церкви службы еще были. По воспоминаниям А.А. Епанчиной, «из сестер были: мон. Мария Нежадовская, м. Екатерина, мон. Наталия-церковница, кто-то еще». [20]

Гатчина. Покровский собор (б.подворье Пятигорского монастыря), в приходе которого проживали ссыльные монахини. Фото начала ХХ века

Интересно отметить многократный прием игумений М.В. Смидовичем, родным братом известного писателя В.В. Вересаева и крупным партийным деятелем. Как теперь известно, Смидович, будучи большевиком, состоял до революции в масонской ложе и, по-видимому, бывал в петербургском доме масона К.К. Арсеньева. Не там ли он познакомился с будущей монахиней?

После закрытия Воскресенско-Покровской обители 10 монахинь переехали в Гатчину, где жила семья Надежды Алексеевны Епанчиной (1890-1968), сестры милосердия в годы войны, которая в 1920 поступила в монастырь. В квартире ее отца отставного генерал-лейтенанта Алексея Алексеевича Епанчина н ул. Шмидта (б. Георгиевской), 7 и поселилась игумения Ефросиния, прожив здесь до лета 1930 года. Младшая дочь генерала - Анна, не раз бывала у своей сводной сестры в Нежадове и оставила частично опубликованные воспоминания о тамошней жизни. Матушку сменили игумения Иоанна (Мансурова) - сестра игумений Сергии, и монахини: Августа (Александра Бородина, 1964) и Прасковья Ефимова, послушница Наталья (Самуйловская), которых через два года выслали в Казахстан.

  

Протоиерей Феодор Михайлов. Фото 1950-х годов
Монахиня Воскресенско-Покровского монастыря м.Анна (Пронина) после закрытия обители. Фото 1930-х годов

О том, как жили нежадовские монахини в Гатчине, рассказала 18 февраля 1932 в своих показаниях следователю Надежда Епанчина: «Продовольственный котел был общий и пища готовилась у монахинь, которые жили на Вокзальной ул., 13 <...> Весь свой заработок мы отдавали одной из монахинь - Венецкой (мон. Татиане. – С.Б..), а потом Бутырской. Таким образом, в г. Красногвардейске (Гатчине.-С. Б.) ликвидированный монастырь продолжал существовать, но в меньшем размере и не было своей церкви. Зато посещали кладбищенскую церковь (Всех Святых. - С. Б.) <...> и возили туда на богослужения игумению Арсеньеву...». Для заработка сестры стирали, шили, стегали одеяла, работали на огородах.

После высылки игум. Евфросинии (Арсеньевой) в Муром (летом 1930. - С. Б.) с ней поехали 5 человек, причем одна из них - Кудрицкая (Анна Ивановна, 1888-1966.- С. Б.), по специальности доктор <...>; на жизнь игуменьи и обслуживающих ее монахинь присылали деньги, которые собирались между всеми (по 50-100 руб.). Я также была с Арсеньевой, а когда умерла ее мать (в 1931. -С. Б.), вернулась обратно, и с ней осталась только Кудрицкая, которая поступила врачом в городскую больницу. В данное время в Красногвардейске проживают 7 монахинь нежадовского монастыря <...> После ареста Арсеньевой ее (в Гатчине. - С. Б.) заменила Венецкая, а после ее отъезда в Нежадово - Бутырская», Несомненно, нежадовские сестры знали в Гатчине схимонахиню Марию (Лелянову), ко­торая славилась к народе своим даром утешения.

Все семь вышеупомянутых сестер были арестованы в Гатчине 18 февраля 1932 во время общесоюзной акции ОГПУ по «изъятию монашествующих» и были приговорены к трем годам ссылки в Среднюю Азию. Из следственного дела можно узнать биографии пяти из них. Елизавета Николаевна Читалина (1897 - ?) была родом из псковских крестьян и с 15 лет жила в Нежадовском монастыре. Малограмотная, она работала по хозяйству. Прасковья Ефимовна Никандрова (1898-1947) окончила сельскую школу и в 1915 поступила в монастырь. Марина Матвеевна Савельева (1885-1950) тоже была из крестьян и малограмотной. В монастыре жила с 1914 года.

Воскресенско-Покровский монастырь после закрытия. Учителя и учащиеся местной школы

Пионерская линейка в парке возле собора. 1930-1940е годы

Нежадовская школа. 1933 год

Самой образованной в гатчинском уединении была Валентина Павловна Шкаталова, дворянка но происхождению. Она закончила в 1916 Бестужевские курсы и преподавала химию и физику в так называемом Знновьевском университете в Петрограде. «Мать моя была очень религиозной <...> Когда мне было 13 лет, я сказала матери, что хочу идти в монастырь, но она меня тогда не отпустила... После смерти матери мои религиозные настроения несколько изменились и я стала увлекаться науками. Окончательно я решила уйти в монастырь в 1919 г., но разные личные причины мешали мне сделать <...> Ушла я в монастырь только в 1927 году...» После ссылки монахиня Валентина, как и многие из бывших «нежадовских» поселилась неподалеку от Мурома, чтобы быть ближе друг к другу [21]. Летом 1930 игумения Ефросиния с несколькими сестрами разогнаной обители была выслана из Гатчины в Муром, где четыре года спустя создала тайный монастырь, который объединил многих съехавшихся сюда насельниц нежадовского монаетыря. Все они признавали юрисдикцию митрополита Сергия (Страгородского). 28 ноября 1937 игумения была расстреляна в Нижнем Новгороде (тогда - Горьком); жившие с ней сестры были отправлены в лагеря или в ссылку. Часть из них выжила. Скончались они уже годы спустя после гибели евоей настоятельницы. Жизнь в Муроме монахинь и их игумений документально описана в статье С.Л. Щеглова, помещенной в этом же номере журнала.

  

Закрытый Покровский собор. 1950-е годы
Последняя насельница Воскресенско-Покровского (нежадовского) монастыря монахиня Мария (Мария Васильевна Васильева (Соколовская), 1892, д.Палкино Псковского уезда - октябрь 1984, Нежадово). Похоронена на старом кладбище в Нежадово

Деревянный Покровский храм, именовавшийся сестрами и крестьянами собором, в годы оккупации был открыт для богослужений и вокруг него возникла маленькая общинка из уцелевших и проживавших в окрестностях монахинь. Обслуживал приход священник, позже -протоиереи Феодор Михайлов (1903-1959), уроженец Плюссы, служивший здесь в 1920-х годах в монастыре диаконом, позже - священник храма Спаса-Па-Крови, иосифлянин. После ареста в 1930 он находился в заключении до весны 1941. После освобождения вернулся на родину, где проживал в деревне Манкошев Луг в окрестностях Плюссы. Был благочинным Плюсского округа (до 1943), служил в храмах Лужского и Гдовского уездов, в том числе в Покровском соборе в Нежадове. Позже служил во Пскове. Позже - эвакуирован в Ригу. В эмиграции в Германии, позже - в США. Служил настоятелем храма Христа Спасителя в Нью-Йорке. Скончался 5.11.1959 г. в Нью-Йорке. Похоронен на кладбище Свято-Тихоновского мужского монастыря в Пенсильвании. Летом 1944 в собор назначили служить о. Александра Максимова, рукоположенного из диаконов. Священник приезжал в храм и в 1949, который вскоре был закрыт, а по прошествии десяти лет, в 1958 - время хрущевских гонений, власти приказали его разобрать. Церковные купола еще долго лежали в долине реки Мшанки. Некоторые иконы попали в местную школу, откуда в 1990-е их передали в Историко-художественыймузей в Пскове. Другие монастырские постройки погибли в 1944 при отступлении немецких войск. Дом Арсеньевых сгорел тогда же, уцелел только помещичий дом Половцовых, использовавшийся под больницу.

  

Школа в с.Нежадово, выстроенная в конце 1950-х годов из бревен разобранного Покровского собора. Сгорела в 2001 году
Разрушение Покровского собора. Один из куполов, сброшенный на землю. 1 мая 1958 года

В наше время Нежалово, большое и оживленное село, находится в Псковской области, на самой границе с Ленинградской. (Место, где была Серафимо-Саровская пустынька монастыря, находится в пределах С.-Петербургской епархии). В октябре 1984 в нем умерла последняя монахиня - Мария Васильевна Васильева (Соколовская). Ей было 92 года и она каждый год ездила на богомолье в Псково-Печерский монастырь. Матушка Мария не была репрессирована, как остальные сестры, по очень простой причине - она была глухонемой.

Не осталось в живых ни одной монахини Воскресенско-Покровского монастыря, не осталось следов самой обители, кроме кладбища. Но почти все жители села знают и помнят о ней. Глядя на старые фотографии, трудно представить, что на них изображена реальная жизнь, существовавшая 90 лет назад на пустынном ныне месте. И с печалью спрашиваешь себя, возродится ли она в будущем, хотя бы в более скромном виде, или окончательно ушла в небытие?

  

Нежадово. Туевая аллея около места Покровского собора. Современный вид
Дом Половцовых в Нежадове, впоследствии - здание больницы. Фото 1990 года

      

Нежадово. Покровский собор. 1949 год
Нежадово. Вековые ели в монастырском парке (возле места, где стоял Покровский собор). Фото 2003 года

Примечания:

1 Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. М., 1992. С. 107-109. В ЦГАЛИ СПб (ф.40) хранятся 280 тетрадей дневника К.К. Арсеньева за 1855-1919 гг., но его содержание интересно только с документальной точки зрения (Археографический ежегодник за 1977г. М., 1978).
2 РГИА. ф. 796. оп. 196 (2 отд. 2 ст.), д. 509; Самарины. Мансуровы. Воспоминания родных. М.. 2001. С. 211.
3 РГИА, ф. 525, оп. 2 (216/2714), л. 136а,л. 24.
4 РГИА.ф. 799, оп. 26, л. 981, л. 12; Мон. Вероника (Котляревская). Воспоминания монахини. Сан-Франциско, 1992. С. 17 (перепечатка - Русский паломник. 2002. № 25).
5 (М.И. Макаревский). Воскресенско-Покровская женская община. СПб, 1911. С. 13.
6 РГИА, ф. 796, оп. 191 (2 отд., 2 ст.), д. 617.
7 Там же, ф. 796, оп. 196 ( 2 отд.2 ст.), д. 509. л. 1: Макарвский. Цит. соч., С. 3-5.
8 ЦГИА СПб. ф. 19. оп. 102, д. 7; Макаревский. Цит. соч., С. 5-8
9 РГИА, ф. 796, оп. 191 (2 отд. 2 ст.), д. 617, л. 1, 10; оп. 200(2 отд. 2 ст.), Д. 196, л. 7.
10 Там же, ф. 796, оп. 194, д. 2409; оп. 442, д. 2473, л. 163-164; ф. 799, оп. 26. д. 981, л. 12-14,22: Прибавление к «Церковным ведомостям». 1914. №8. С.456; №45, С. 1896
11 11 Там же, ф. 796, оп. 200 (2 отд. 2 ст.), д. 196, л. 9. 18.
12 Там же. ф. 796, оп. 200 (2 отд. 2 ст). д. 196, л. 15-16; ф. 799, оп. 26. д. 981, л.4-5; Мон. Вероника. Цит. соч. С. 17: Б. М. Кириков. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX - начала XX века. СПб. 1996. С. 347.
13 РГИА. ф. 525, оп. 2 (216/2714), д. 136 а, л. 19, 9; ЦГИЛ СПб. ф. 256, оп. 30, д. 540; Известия по С.-Петербургской епархии. 1913. № 14. С. 14.
14 Макаревский. Цит. соч. С. 7; РГИА, ф. 796. он. 200 (2 отд. 2 ст). д. 196, л. 5.
15 РГИА, ф. 796, оп. 194, д. 2598, л. 48-49; оп. 200 (2 отд.2 ст.), д. 196, л. 6; ф. 273, оп.11I, д. 333, л. 159-170; ЦГИА СПб. ф. 256.
16 Там же, ф. 796, оп. 200 (2 отд. 2 ст.), д. 196, л. 1.11; Прибавление к «Церковным ведомостям». 1914 № 45.С. 1896.
17 То же, л. 3. Литературоведческий журнал. 200. № 13-14; В.В. Фаусев. С русской бездной в душе. СПб - Кострома. 2002. С. 539, 544
18 ЦГИА СПб. ф. 19, оп. 109, д. 56, л. 56 об-57.
19 Архив УФСБ по СПб и Ленинградской обл. д.8894. т. 1. л. 210; Мон. Вероника. Цит. соч. С. 17-18.
20 Наследие монастырской культуры. Статьи, рефераты, публикации. Вып. 1.СП6, 1997. С. 16.
21 Архив УФСБ по СПб и Ленинградской обл., д. 8894. т. 1. л. 219. 253-266; т. 2, л. 389-394.

Приложение. В.П. Лукьянчиков. Судьбы нежадовских монахинь

Монахиня Анна Федоровна Пронина (Лышницкая)

Приемная дочь Лышницкого крестьянина Федора Пронина. Родилась около 1895 г. В 17 лет ушла в монастырь. Родители ее отговаривали, но она настояла на своем. Пела в церковном хоре. После закрытия монастыря жила в Лышницах. В 1937 г. была осуждена и выслана вместе с другими монахиням». Примечателен такой факт. Накануне дня отъезда все монахини, которые оставались в Нежадве и окрестных селениях, собрались в доме родственника Анны на одном из хуторов на речке Песковатке. В последний раз собрались вместе сестры закрытой обители, чтобы проститься с монастырем, друг с другом, впереди их ждала неизвестность. По воспоминаниям племянницы мон. Анны (Лышницкой), Александры Дмитриевны Андреевой, которой в ту пору было восемь лет, такого церковного пения ей в жизни не доводилось больше слышать, и не мудрено, ведь многие из монахинь пели в монастырском хоре.

Вернулась в Лышницы Анна Федоровна лишь в 1941 г., сразу после прихода немцев в июле 1941. Как вспоминает Александра Дмитриевна, около 1947 г. Анна Федоровна ездила в Муром, встречалась с оставшимися в живых после воины монахинями. А уже при­мерно в 1952 г. уехала на жительство в Муром. После этого приезжала пару раз навестить младших сестер, племянников, сходить на могилки родителей. В одном из последних писем монахиня Анна писала: "Наши нежадовские понемногу «уходят», нас осталось двое, скоро и наш черед". В последнее время письма за неё писала работница почты, так как в конце жизни Анна Федоровна плохо видела. Потом письма перестали приходить. Умерла монахиня Анна в 1970-е годы в селе Юрове Владимирской области. (На фотографии «Монахини у собора» {с. 101), юная монахиня Анна - вторая справа)

Монахиня Татьяна Сергеевна Сергеева

Родилась в деревне Погорелка Псковской губернии, близ Елеазаровского монастыря, в 30 км от Пскова. В семье, помимо нее, были еще: сестра Прасковья Сергеевна и брат Петр Сергеевич. Дети рано остались без родителей. Петр Сергеевич жил на родине. Сестры перебрались в Нежадву. Татьяна поступила в Воскресенско-Покровский монастырь. После закрытия обители уехала вслед за игуменией Евфросинией в Муром {Жила в с. Чудь). Проходила по делу Арсеньевой. После войны писала сестре Прасковье. В 1960-е годы была жива, от нее в Нежадву приходили письма.

Монахиня Мария (Нежаоовская) (Мария Ивановна Данилова)

Родилась в 1890-х годах в Нежадве в крестьянской семье. Отец - Иван Иванович Данилов, мать - Екатерина Гавриловна. Семья состояла из четырех братьев: Александра, Петра, Федора, Василия и Марии. В начале 1930-х годов ей было около 40 лет. В монастыре пела в хоре. Занималась шитьем. После закрытия монастыря осталась в Нежадве. В начале 1930-х годов ездила в Казахстан. (В это время были первые высылки Нежадовских сестер в ссылку из Гатчины и она, по всей вероятности, ездила туда навестить кого-либо из сестер Воскресенско-Покровского монастыря.). Летом 1937 г. была выслана из Нежадвы вместе с оставшимися сестрами обители. По воспоминаниям племянника Н.Ф. Данилова, монахинь отправляли в Плюссу, а оттуда в спецвагоне в Лугу, а затем - в Ленинград. Брат монахини Марии Федор жил на хуторе близ Нежадова. Узнав, что сестру выслали и отправили поездом, он верхом на лошади прискакал в Лугу, где догнал еще стоявший на станции поезд. Здесь он успел попрощаться с сестрой, которая поняла, что в ссылке ее ждет тяжелый и изнурительный труд, и передала ему швейную машинку, взятую с собой. С этапа от нее пришло домой несколько писем. Больше никаких известий о Марии не было.

Монахиня Елена Гапонек

Родилась в 1890-х годах на Украине (?}. После закрытия монастыря жила в Нежадве. Вернулась в годы войны в Нежадово, где жила в небольшом домике. Держала коз, занималась огородничеством. Жители ласково называли ее Ленушка. В конце жизни жила в няньках у учителей. Умерла в 1960-е годы. Похоронена на Нежадовском кладбище.

Монахиня Валентина (Гостева Валентина Ивановна)

Родилась в 1895 г. в С.-Петербурге. Из семьи инженера Гостева. Семья была большая. Получила образование в гимназии. В совершенстве владела французским языком. После закрытия монастыря, осталась в деревне Звягино. До войны жила на Тарасовом хуторе в маленьком домике. И до войны, и после войны всегда держала коз. В 1937 г. выслана не была, вероятно, по причине инвалидности (горбатенькая). В Ленинграде у нес жила родная сестра Мария - учительница, и подруга детства Надежда, которые приезжали к ней в Звягино, в двух километрах от Нежадово. Местные жители дер. Звягино уважали Валентину Ивановну за ум и за любовь к людям. Она пасла коз и овец. Умерла Валентина Ивановна в 1971 г. Похоронена на старом кладбище. Могилка ухожена, за ней смотрит Нина Георгиевна Серякова. (В 1960-е годы сестрам Гостевым приходили письма из Америки от кого-то из братьев или сестер).

Послушница Кириллова-Плисткина Екатерина Васильевна

Родилась в 1897 г. в семье нежадовского крестьянина Василия Кирилловича Кириллова. Закончила школу (училище) при монастыре и была воспитателем. В середине 1920-х годов оставила монастырь и ушла в мир. Вышла замуж за директора вновь образовавшейся Нежадовской школы Тимофея Семеновича Плисткина, обвенчалась в Петербурге. В начале 1930-х годов уехала в Ленинград с двумя детьми к мужу, который, по воспоминаниям родственников, буквально бежал из Нежадова, так как начальство преследовало его, и к тому же жена была верующей. В Ленинграде Екатерина Васильевна работала в школе в начальных классах. Тимофей Семенович закончил Ленинградский строительный институт, служил в армии, воевал на Халхин-Голе. Во время войны, в 1942 г., при эвакуации в Ярославль эшелон, в котором ехала Екатерина Васильевна, разбомбили, два сына погибли. В Ярославле Е.В. Кириллова работала учительницей в школе и посещала церковь, но работу пришлось оставить, так как директор поставил условие - либо школа, либо церковь. Кириллова оставила школу, жила шитьем. После войны Екатерина Васильевна вернулась в Ленинград и до пенсии работала учительницей. Умерла в 1972 г. Похоронена вместе с мужем на Богословском кладбище в С.-Петербурге.

  

Нежадово. Вековые дубы в б.имении Арсеньевых. Современный вид
Монахини нежадовского монастыря. Справа - монахиня Татиана (Сергеева). Окрестности Мурома, с.Чудь, Владимирская область. 1950-е годы

© Болховитинов С.А. // "Санкт-Петербургские Епархиальные ведомости", выпуск 32 © Кирилл Н.Кравченко, http://plussa-region.narod.ru/ © Все материалы принадлежат мне :-), если не оговорено иное